КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

М.Б.Рогачев, М.В.Таскаев

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

трагедия Русской Православной Церкви. 20-30-е годы

Православие в начале XX в. играло ведущую роль в религиозной жизни Коми края. На территории современной Республики Коми в 1916 году было 112 приходов, 177 храмов, включая единоверческие и монастырские, два монастыря Русской Православной церкви. На приходах служили 116 священников. Число насельников, включая послушников, Ульяновского Троице-Стефановского мужского монастыря в 1913 году превышало 60. В Кылтовском Крестовоздвиженском женском монастыре обитало более 70 монахинь и послушниц.

Захват власти большевиками в октябре 1917 года положил начало одному из самых трагических периодов в тысячелетней истории российского православия. Особенно тяжелыми для церкви были 20-З0-е годы, когда советское государство сделало все, чтобы уничтожить Русскую Православную церковь. В борьбе с религией широко применялись политические репрессии. Но было бы неверным только к ним сводить политику Советского государства по отношению к церкви. Практика борьбы с церковью была намного многообразнее, и политические репрессии были “вплетены” в нее как составная часть. 
Конфликт между Советским государством и церковью был предопределен воинствующим атеизмом марксизма - официальной идеологии советской власти. Религия определялась как фантастическое отражение “в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни”, “опиум народа”, а церковь рассматривалась как защитник интересов эксплуататорских классов. Однако это вовсе не означало, что конфликт выльется в разгром церкви и физическое уничтожение духовенства. По крайней мере, Маркс подчеркивал, что религия будет отмирать естественным путем, и не видел необходимости в репрессивных мерах: “Религия будет исчезать в той мере, в какой будет развиваться социализм. Ее исчезновение должно произойти в результате общественного развития, в котором крупная роль принадлежит воспитанию”. Но большевики не желали ждать, пока религия отомрет сама собой. С первых же дней советской власти административное давление на церковь и репрессии против духовенства стали обычной практикой нового правительства.

Уже в первые месяцы после революции был принят ряд декретов, касающихся церкви и коренным образом изменивших ее положение в обществе. Декретом “О земле” было ликвидировано церковное и монастырское землевладение владение. Государству передавались все учебные заведения духовного ведомства. Основным же был Декрет СНК РСФСР от 23 января 1918 года “Об отделении церкви от государства и школы от церкви”, установивший не только отделение церкви от государства и школы от церкви (с запрещением преподавания “религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы”), но и запрещение церкви владеть собственностью, лишение ее прав юридического лица. Все имущество церкви было объявлено народным достоянием, а “здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей” могли передаваться в бесплатное пользование общин только с разрешения государственных органов.

Эти положения декрета фактически лишали религиозные организации возможностей для нормальной работы, ставили церковь под жесткий контроль государства.

В Коми крае власть перешла к Советам только весной 1918 года, причем Советы эти были не большевистскими. Реально власть оказалась в руках большевиков в Усть-Сысольском уезде в конце июля, а в Яренском уезде - только осенью того же года. В Печорском уезде Архангельской губернии вся полнота власти была сосредоточена в руках большевиков и вовсе только после окончания гражданской войны. Поэтому в 1918 году постановления большевистского руководства относительно церкви в полной мере реализованы не были. Тем не менее, еще в марте Усть-Сысольский уездный земельный комитет принял решение о передаче в пользу земельных обществ причтовых и церковных земель, но конфискация их закончилась только в ноябре 1918 года. Во многих деревнях были муниципализированы принадлежавшие церкви дома и хозяйственные постройки. Но решение Северо-Двинского губисполкома о взятии на учет церковного имущества и регистрации религиозных обществ выполнено не было. Известен всего один договор, заключенный в 1918 году в с. Вомын, и несколько договоров, заключенных в январе - марте 1919 года. Ситуация во многом определялась отношением к этим вопросам православного коми крестьянства. Оно поддержало конфискацию и распределение церковных и монастырских земель между землепашцами (земельными наделами были наделены и сельские священники), но не хотело нести расходы по содержанию церкви. 

Узкопрактический подход в решении этих вопросов проявился, например, в решении приходского собрания Слободской Никольской церкви (январь 1918 г.): “...желаем, чтобы духовенство было всецело обеспечено от казны. Причтовую землю желаем взять от духовенства самим. Постройки причтовые отнести на счет духовенства или государственной казны”. При этом крестьяне и в мыслях не держали возможность закрытия храмов. 

В 1918 году были закрыты оба монастыря, а их земли конфискованы. В Ульяновском монастыре еще летом 1918 года, до закрытия, было изъято 419 пудов “хлебных излишков”. В сентябре и октябре монастырь подвергся экспроприации красными отрядами М.Мандельбаума и В.Чуистова. Первый конфисковал продовольствия, имущества и денег на сумму 64 тысячи рублей, а второй - имущества и продовольствия на 7,1 тысяч рублей и остатки монастырской казны. В конце 1918 года в Ульяновском Троице-Стефановском монастыре был образован совхоз. Правда, просуществовал он недолго, в ноябре 1919 года монастырь был занят белыми. В Кылтовском же монастыре монахини организовали трудовую коммуну. Храмы в обоих монастырях продолжали действовать. В 1918 году вообще было закрыто всего несколько храмов в старообрядческих районах на Печоре - жители-старообрядцы отказались их содержать. 

Реакция церкви на захват власти большевиками и ограничение прав религиозных объединений, естественно, была негативной, но сдержанной церковь никогда не призывала к насилию, вооруженной борьбе. Показательно, что патриарх Тихон отказал в поддержке белому движению. Поместный Собор Русской Православной церкви (август 1917 - октябрь 1918 гг.) и новоизбранный патриарх Тихон в своих посланиях неоднократно призывали к прекращению кровопролития и братоубийственной войны. В послании Совету Народных Комиссаров в связи с первой годовщиной революции патриарх Тихон призывал прекратить красный террор, нападки на церковь, преследования за веру. 

Особенно большой резонанс получило послание патриарха Тихона от 19 января 1918 года (уже были опубликованы тезисы декрета об отделении церкви от государства), в котором он анафематствовал всех, кто был повинен в “избиениях ни в чем не повинных... людей” и призывал верующих встать на защиту церкви, но не силой оружия, а словом, покаянием: “Спешите с проповедью покаяния, с призывом к прекращению братоубийственных распрей... устрояйте духовные союзы... которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления”.

Вологодская духовная консистория, как и положено, предложила огласить это послание во всех храмах епархии и “немедленно по всем приходам устроить пастырско-мирянские собрания для принятия мер к защите” церкви. В УстьСысольске указание консистории было получено 26 февраля, и благочинный 1-го округа протоиерей Александр Малевинский приказал прочесть его во всех храмах, а духовенству прибыть в Усть-Сысольск “для решения своей участи и линии поведения в эти тревожные дни”. 

Местное духовенство выразило протест против декрета об отделении церкви от государства. В феврале 1918 года против декрета высказался полуепархиальный съезд духовенства и мирян (Великоустюжского викариатства), в котором принимали участие представители приходов Усть-Сысольского и Яренского уездов. Съезд обратился к Собору с просьбой “передать сущей власти от православного населения епархии мольбу отменить декрет об отделении церкви от государства”. Созданный в уезде для защиты церкви “Союз духовенства и мирян” в марте 1918 года обратился к приходам, призвав всех, “кто не отрекся от Христа, кто любит церковь, кто желает добра государству”, требовать, “чтобы закон об отделении церкви от государства был отменен”. Союз постановил обратиться во все приходы уезда с просьбой слать обращения патриарху “с слезной мольбой принять меры к тому, чтобы декрет Совета Народных Комиссаров о свободе совести не приводился в исполнение”, поскольку он “крайне вреден для православной церкви”.

Вполне естественное отрицательное отношение к действиям советской власти, как видим, не выражалось в призывах к борьбе с ней. Тем не менее действия церкви были расценены как контрреволюционные. ЧК были арестованы приходские священники о. Клавдий Тюрнин из Усть-Сысольска, о. Стефан Куратов из Визинги, о. Александр Козлов из Слободы, обвиненные в антисоветской пропаганде, заключавшейся в том, что они читали в храмах послания Собора и патриарха, т.е. выполняли свои пастырские обязанности. Ревтрибунал признал обвинения доказанными, но все же освободил их от наказания - молот “красного террора” еще не начал крушить всех подряд. За Противо-Советскую агитацию под видом “Религиозно-нравственных бесед” на три года условно был осужден иеромонах М.Ф.Митюшев.

Власти раздражал большой авторитет церкви. Петроградские агитаторы И.Мельников и Н.Медаков, работавшие в конце 1918 года в привычегодских волостях Яренского уезда, отмечали, что “сильно развитое религиозное влечение в деревне многому мешает и часто парализует все начинания крестьянина в области строительства жизни на новых началах”.

Эти аресты - первые, еще слабые раскаты грома. В сентябре 1918 года было официально объявлено о начале “красного террора”. Начиналась гражданская война, и ожесточение нарастало. Расстрелы священников шли по всей России. Внес свою печальную лепту и Коми край. 

Первой жертвой “красного террора” среди священнослужителей Коми края стал священник Мординского прихода тридцатилетний о. Владимир Николаевич Юшков. 20 августа 1918 года он был арестован и увезен в Усть-Сысольск. Только через год жене сообщили, что о. Владимир расстрелян 5 сентября 1918 года “за агитацию против советской власти”. Приговор был вынесен архангельской губЧК. 

В сентябре 1918 года ЧК отправило из Усть-Сысольска группу “ненадежных граждан”, и среди них православного миссионера, бывшего депутата IV Государственной думы Степана Николаевича Клочкова. По приговору Революционного полевого трибунала Котласского района они были расстреляны 24 сентября 1918 года “за организацию восстания против Советской власти и агитацию за Временное правительство”. 

В годы гражданской войны репрессии против духовенства стали массовыми. Симпатии духовенства были на стороне белого движения, что вполне естественно - белые выступали под знаменем России православной, восстанавливали права церкви. Но прямого участия в белом движении духовенство, за редким исключением (служба полковыми священниками в белой армии), не принимало. Причем, православные священники были не одиноки в своих симпатиях к белым - по крайней мере, на начальном этапе войны их разделяла значительная часть крестьян, разочарованных неспособностью красных решить продовольственную проблема, начавшимся террором и экспроприациями, особенно деятельностью комбедов.

Особенно прославился своими зверствами командующий Печорским краем Мориц Мандельбаум. Первой его жертвой стал священник с. Усть-Нем о. Дмитрий Спасский. Он был арестован 15 сентября 1918 года отрядом Мандельбаума, направлявшимся из Усть-Сысольска на Печору. В своем донесении в Котлас от 5 октября 1918 года Мандельбаум отмечал, что “священник Спасский произносит проповеди против Советской власти, называя ее властью грабительской. Арестовав священника Спасского, я с отрядом отправился далее. В пути был произведен допрос священнику Спасскому, который подтвердил свое выступление в церкви, но уклонился и сказал, что это только было сказано по отношению местного Усть-Немского волостного совета. Заседание совместно с членами Усть-Сысольской Чрезвычайной комиссии решило: приговорить священника Спасского к расстрелу, каковое постановление и было немедленно приведено в исполнение”. Местные крестьяне рассказали дочери о. Дмитрия о его последних днях: “Они (красноармейцы - авт.) все время били его нагайками. И пока везли на пароходе, все время били за то, что он не отрекся от веры Христовой, а их называл слугами сатаны. Пароход остановили под утро на безлюдном месте. На опушке леса велели батюшке выкопать себе могилу. Да, видать, не глубоко смог он выкопать... Когда расстреляли его и забросали песком яму, дождь, ливший целый день, размыл песок, и кисть руки его торчала из могилы, как будто и мертвый он проклинал их”.

27 сентября 1918 года при занятии с. Усть-Цильмы Печорского уезда красные арестовали настоятеля Усть-Цилемского Никольского собора о. Анфала Суровцева. Его обвиняли в принадлежности к Печорскому правительственному (белогвардейскому) комитету. О смерти священника сообщили архангельские газеты: “Настоятель Усть-Цилемского собора о. Анфал Суровцев претерпел от большевиков мученическую смерть: захваченному в конце сентября о. Анфалу Суровцеву сначала причинили невыразимые страдания, так как целых 10 дней его били нещадно плетьми, потом постепенно отрезали нос, уши, вырвали язык, застрелили на борту парохода и сбросили в реку”.

После отступления красных временно исполняющий обязанности настоятеля Усть-Цилемского соборного прихода о. Иоанн Серебренников представил в Архангельский Епархиальный Совет рапорт о жертвах “красного террора” среди лиц духовного звания Печорского уезда за первые месяцы 1919 года: “9 января ст. ст. священник Кипиевского прихода о. Владимир Зуев был взят красноармейцами и увезен в Кычкар и здесь выстрелом из ружья - разрывной пулей в голову - убит. Умер он, как говорят очевидцы, от руки своего прихожанина, ставшего красноармейцем, истинно геройски: благоговейно перекрестившись, он благословил по направлению с. Кипиево. Красноармеец грубо закричал на него: “Что ты машешь рукой?”, прибавив к этому площадную брань. Раздался выстрел, и о. Владимира не стало. Тело священномученика две недели валялось на снегу, и после того, как жена почившего уплатила красноармейцам 800 рублей, дали ей возможность положить в могилу. После ухода красных о. Владимир похоронен в ограде Кипиевской церкви 7 марта о. Николаем Истоминым. Все имущество о. Владимира Зуева разграблено красноармейцами. Второю жертвою духовенства стал 19 февраля ст. ст. псаломщик Кычкарского прихода Петр Алексеевич Таратин, преклонных лет старец (св. 70 лет) (ему было 65 лет авт.). Его красноармейцы расстреляли в лесу за то, что будто бы он радовался приближению белоармейцев. Его также похоронил 11 марта ст. ст. священник Кычкарского прихода о. Николай Истомин. После почившего Петра Алексеевича осталась многочисленная семья: старший сын в белоармейцах, второй сын взят красноармейцами и увезен в Ижму, где и расстрелян. Вечная память мученикам... Священник Бакуринского прихода на Печоре о. Иосиф Распутин был схвачен красноармейцами, увезен в Ижму и там, привязанный к телеграфному столбу - расстрелян. Несмотря на мольбы жителей, его не дозволили похоронить. Труп священника был обглодан собаками. О. Иосиф прослужил в этом приходе 23 года, за мягкость и кротость характера был особенно уважаем прихожанами...”

В заключении своего рапорта Серебренников писал: “В Ижемском районе духовенству грозит от красных страшная опасность, и едва ли кто из них останется в живых, так как красные озверели”.

К расстрелу был приговорен и настоятель Ижемского Преображенского прихода благочинный о. Василий Новиков. Однако в последний момент расстрел был отменен. Но в живых о. Василия не оставили - он умер 9 марта 1919 года, уморенный голодом. Все его имущество было разграблено. На протяжении всей гражданской войны красные использовали священников в качестве заложников. Так, при отступлении Вашко-Мезенского советского полка с Удоры весной 1919 года в заложниках оказался священник о. Федор Клепиков, захваченный в с. Важгорт (он был вывезен в Яренск, дальнейшая судьба не установлена). При отступлении из Усть-Сысольска в ноябре 1919 года местные чекисты взяли в заложники священнослужителя В. Катаева. Есть также непроверенная информация, что при отступлении из Яренска в ноябре 1919 года красные вывезли из города всех священников в качестве заложников и сожгли их заживо в с. Лена (это утверждали, например, жители с. Айкино). 

Неоднократным арестам подвергались монахи Ульяновского монастыря, не покинувшие обитель после ее закрытия большевиками. В октябре 1919-го начальником уездной милиции было обнаружено и конфисковано 500 пудов хлеба, спрятанных на территории монастыря. Были арестованы игумен Амвросий (Морозов), казначей иеромонах Мелетий (Федюнев), эконом иеромонах Тихон (Лапшин) и еще три монаха. Их вывезли в Устюг, в губернскую ЧК. В начале 1920 года священнослужителей освободили под письменное обязательство находиться в Лальске до окончания следствия. Но вскоре они были вновь арестованы в стенах Устюжского Иоанно-Предтеченского монастыря. Освободили их только в мае 1920 года. К этому времени гражданская война закончилась, белые из монастыря ушли. 

Возвратившиеся красные устроили массовое судебное разбирательство в отношении братии, поддерживавшей белых во время их трехмесячного (с ноября 1919 по март 1920 годы) пребывания в монастыре. Из 35 бывших насельников 20 были осуждены на различные сроки лишения свободы, в том числе и иеромонах Платон (Колегов), избранный на должность настоятеля после ареста Амвросия. Восемь осужденных были отправлены в Усть-Сысольскую тюрьму, 14 человек во главе с иеромонахом Платоном - на пять лет в великоустюжский концлагерь.

Репрессиям за поддержку белого движения были подвергнуты и приходские священники. Так, в Яренском уезде в марте 1920 года были арестованы и приговорены к различным срокам работы в трудармии священники о. Петр Антоновский из Жешарта, о. Алексей Козлов, о. Николай Тюрнин из с. Гам, о. Борис Попов из с. Коквицы, о. Павел Богословский из с. Шежам, В.Ржаницын. Арестованы были полковые священники белых о. Борис Едский, о. Александр Шумков (его за годы войны арестовывали неоднократно), В.Попов. Приговоры были сравнительно мягкими, а некоторых и вовсе вскоре отпустили. Новая власть была пока еще снисходительна к “старому миру”, не могла не учитывать симпатии крестьян к церкви. Однако по Конституции РСФСР 1918 года “монахи и духовные служители церквей и религиозных культов” были лишены избирательных прав (ограничение в правах сохранялось до 1936 года). 

Первый концентрированный удар по церкви был нанесен в 1922 году. Засуха 1921 года в Поволжье привела к массовому голоду. В общенародную кампанию по спасению голодающих включилась и Православная церковь. Патриарх Тихон 22 августа 1921 года обратился к верующим с воззванием “О помощи голодающим”, в котором характеризовал голод как наказание за грехи и призвал жертвовать в фонд помощи голодающим. В воззвании 19 февраля 1922 года патриарх разрешил жертвовать церковные украшения и предметы, не используемые при богослужении. 

Однако правительство не было заинтересовано в добровольной помощи церкви. Вопрос о помощи голодающим был вопросом политическим. Необходимо было найти повод для удара по церкви. И тогда появился провокационный Декрет ВЦИК от 23 февраля 1922 года “О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих”, предписывающий изымать все находившиеся в распоряжении церкви предметы из драгоценных металлов и украшенных драгоценными камнями. Патриарх Тихон в послании от 28 февраля 1922 года отметил, что церковь и дальше будет помогать голодающим, но пойти на изъятие богослужебных предметов не может, поскольку “с точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства”.

Стихийное сопротивление верующих было поставлено в вину духовенству и использовано как повод для репрессий против церкви и православного духовенства. 19 марта 1922 года, после трагических событий в г. Шуе, где при столкновении верующих с красноармейцами было убито четверо и ранено десять человек, В.И.Ленин направил строго секретное письмо членам Политбюро ЦК РКП(б), в котором с циничной откровенностью сформулировал цели кампании (в нашей печати оно было опубликовано только в 1990 году): “Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем... провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей... Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе* в особенности, совершенно немыслимы. Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий”. И далее дал подробные инструкции по проведению изъятия. В письме и речи нет о помощи голодающим. Кстати, большевистское руководство просчиталось: было собрано всего 21 пуд золота и 23 тысячи пудов серебра - церковь уже была основательно ограблена в 1918 году, а многое “прилипло” к рукам чекистов. 

Удар по церкви был нанесен жестокий: погибли во время инцидентов и были расстреляны по приговору судов 2691 священник,1962 монаха, 3447 монахинь и немало мирян. В мае 1922 года был арестован патриарх Тихон, но в июне 1923 года освобожден - советское правительство побоялось расправиться с главой церкви. Патриарх же был вынужден сделать заявление о лояльности к советской власти. 

Духовенству Коми АО “повезло”: прихода в крае были бедные, поэтому насильственное изъятие ценностей началось довольно поздно, в мае, когда основная волна репрессий уже прошла. По крайней мере, до арестов и расстрелов дело не дошло. Власти действовали на удивление мягко, в основном уговорами. 

Поначалу немало верующих отнеслось к изъятию ценностей неодобрительно. В ряде приходов священники призывали верующих защитить храмы, и проповедь их была небезуспешной. Отказались добровольно выдать ценности верующие Усть-Кулома, Сизябской волости. В Серегове группа верующих пыталась отобрать у членов комиссии реквизированные предметы. “Нежелательными явлениями со стороны попа и лидеров групп верующих” сопровождалось изъятие ценностей в Выльгорте. Но такие случаи были немногочисленными. В отчетах с мест сообщалось, что в основном изъятия ценностей прошли спокойно. В Усть-Сысольске “особого затруднения в работе комиссии не встречалось, массового недовольства со стороны групп верующих не было”, духовенство к изъятию отнеслось спокойно. В Усть-Вымском уезде, по сообщению членов комиссии, “представители верующих, духовенство относятся весьма доброжелательно” к проводимой акции. В пяти общинах разрешили заменить церковную утварь, подлежащую изъятию, собранными верующими монетами и вещами из драгоценных металлов того же веса, в четырех была разрешена частичная замена. 

К началу августа 1922 года работа по изъятию церковных ценностей в основном была закончена. В бедных храмах Коми края было собрано всего около четырех фунтов золота и более 34 пудов серебра.
Дальнейшая судьба собранных ценностей неизвестна. 

Трудно сказать, почему изъятие ценностей прошло так спокойно и не дало возможности спровоцировать репрессии против духовенства. Возможно, верующие были запуганы “проведенными беседами” или действительно поддались уговорам о “гуманной” сущности декрета. Возможно, местные власти не получили соответствующих указаний из центра и старались проводить акцию достаточно корректно. 

Но отголоски репрессий против духовенства дошли и до Коми области. Уже в первые годы советской власти Коми край вновь стал местом политической ссылки, только теперь сюда ссылали противников (или тех, кого считали противниками) большевиков. Среди политических ссыльных немалую долю составляло духовенство. Иные из них попали сюда “напрямую”, будучи осужденными к ссылке, иные - после отбытия срока наказания в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). В 1927 году в Коми АО в ссылке находились 57 священников, в их числе “епископы Платон (Руднев), Пашин, Брянских, Кедров, Дернов, Зернов, Смирнов (попали из Соловков)”. 

Как отмечали составители “Обзора религиозных церковных и сектантских группировок области Коми”, “...тогда как ссыльные представители антисоветских политических партий не пользуются доверием и уважением со стороны населения Коми, реакционное духовенство в глазах религиозно настроенных элементов Области окружено ореолом страдальцев за веру и правду”. С 1923 по 1925 годы в с. Визинга отбывал ссылку епископ Дмитровский Серафим (Звездинский). В это же время в Коми крае жили ссыльные митрополит Казанский Кирилл, о. Николай Дулов из Москвы, о. Филарет, о. Иоанн Суравьев, о. Петр Баженов (настоятель собора в Туле), о. Сергий, о. Николай из Сибири. Поток ссыльного православного духовенства не иссякал вплоть до конца З0-х годов. 

Наряду с православным духовенством, в Коми край ссылались и представители других конфессий. Например, в 1930 году на учете ОГПУ находилось 211 ссыльных евангелистов, баптистов, трезвенников-чуриковцев.

После учиненного в 1922 году разгрома большевистское государство на время “успокоилось” - до конца 20-х годов массовых репрессий не было. Это не означает, что церковь оставили в покое. Русская Православная церковь испытывала постоянное давление со стороны государства, препятствовавшего ее нормальной деятельности. После смерти в 1925 году Тихона, церковь почти 20 лет оставась без патриарха, поскольку власти не давали возможности провести Поместный собор. Перед смертью патриарх Тихон назначил местоблюстителем патриаршего престола митрополита Казанского Кирилла, но он, как и следующий за ним митрополит Ярославский Агафангел, находился в ссылке (в Коми АО) и не мог приступить к своим обязанностям. Местоблюстителем патриаршего престола стал митрополит Крутицкий Петр, но и он был арестован в декабре 1925 года (в 1937 году - расстрелян). Фактическим главой церкви стал назначенный митрополитом Петром на случай своего ареста заместителем патриаршего местоблюстителя митрополит Нижегородский Сергий, также до этого неоднократно находившийся под арестом. 

Лишь в 1927 году, после публикации Декларации митрополита Сергия, в которой он заявил о лояльности церкви к советской власти, была разрешена деятельность временного Синода. 

Церковь потрясали внутренние нестроения и расколы. Крупнейший из них “обновленческий” - был спровоцирован властью. Воспользовавшись арестом в мае 1922 года патриарха Тихона и заручившись поддержкой государственных органов, сторонники “обновления” (“Живая церковь”, Союз церковного возрождения”, “Союз общин древнеапостольской церкви”) провели весной 1923 года собор, лишивший Тихона патриаршества. В конце 1923 года большинство обновленческих групп объединились в обновленческую “Русскую православную церковь”, возглавляемую Синодом во главе с митрополитом. По существу был совершен внутрицерковный переворот, проведенный с ведома и при организационной поддержке государственных структур, прежде всего чекистов: советское руководство стремилось использовать обновленчество для развала церкви изнутри. Но твердая позиция патриарха Тихона, поддержанного значительной частью клира и мирян, не позволила уничтожить Русскую Православную церковь - “тихоновскую”, как ее называли в советской печати. И хотя официально обновленческая церковь прекратила свое существование только в 1946 году, уже во второй половине 20-х стало ясно, что она не сможет серьезно противостоять “тихоновцам”. 

Обновленческий раскол затронул и приходы Коми края. Поначалу обновленцы, опираясь на поддержку местной власти, даже добились некоторого успеха - скорее всего, из-за слабой информированности местного духовенства о происходящем в центре. В 1927 году даже была организована обновленческая епархия с центром в Усть-Сысольске, существовавшая до начала З0-х годов. Но к этому времени уже было ясно, что обновленцам не удалось одержать верх. К началу 1927 года из учтенных ста общин (явно не всех) обновленческими были только 26. В Ижмо-Печорском и Усть-Куломском уездах не было ни одной такой общины, в Усть-Вымском они составляли всего 27,6%, и только в Усть-Сысольске и Сысольском уезде обновленцы сумели подчинить себе более половины приходов (58,1%). Согласно отчету ОГПУ за 1930 год, из 101 действующей церкви области обновленческими были только 24. В 1932 году доля обновленческих приходов даже несколько возросла - до 38,9%. Но это связано с тем, что в это время уже началось массовое закрытие церквей, и в первую очередь закрывались “тихоновские” приходы (теперь их называли “сергиевскими”). 

Местные партийные органы с сожалением отмечали, что “устойчивое положение тихоновцев объясняется наличием большого числа ссыльных духовников - попов и архиереев... Ссыльные более образованны и легко побеждают местных малообразованных обновленцев”. Добавим, что в то время один ссыльный священник приходился на двух местных.

Провал попытки создания “государственной”, “карманной” церкви только стимулировал усиление идеологического и административного давления на Русскую Православную церковь. В 1925 году был организован Союз безбожников (с 1929 года - Союз воинствующих безбожников, СВБ). Эта общественная организация своей основной задачей ставила борьбу с религией. Во главе ее стоял видный большевик Емельян Ярославский. Организация пользовалась безусловной поддержкой государства. Были созданы ячейки СВБ и в Коми АО. Атеистическая пропаганда, отличавшаяся бесцеремонностью, нападками и оскорблением духовенства и прихожан, была “развернута по всему фронту”. Да к тому же деятельность церкви постоянно ограничивалась.

Некоторые священники отваживались вступать в открытую полемику с “коммунистическим воспитанием”, видя в нем яд, разъедающий молодые души. Священник из с. Бакур о. Иоанн Артеев в одной из проповедей назвал коммунистов “язвой в стаде и грабителями”. В проповеди зеленецкого священника о. Иоанна Попова, прочитанной в январе 1924 года, прозвучал призыв бороться с “темными силами”, под которыми имелись в виду работники культуры и комсомольцы, ведущие антирелигиозную работу (разумеется, имелись в виду ненасильственные методы борьбы). Священник был арестован, но, правда, вскоре отпущен. Священник церкви с. Ёртома в 1923 году анафематствовал самодеятельных артистов, поставивших антирелигиозную пьесу. Духовенство возражало против передачи церковных домов под школы, старалось сохранить православное воспитание детей, создавало церковные библиотеки, пытаясь противопоставить их избам-читальням. В с. Деревянск священник просил родителей не отпускать детей в избу-читальню, поскольку там читают только “дьявольские книги”. 

Разумеется, все подобные сведения тщательно собирались ОГПУ и передавались в партийные органы. Любое противодействие духовенства только давало лишний повод для обвинения его в “мракобесии”, контрреволюционной пропаганде, использовалось для отстранения священников от служения, закрытия храмов. 

В партийных документах того времени не раз подчеркивалась недопустимость борьбы с религией административными методами. В августе 1924 года Президиум ВЦИК даже создал секретариат по делам культов для рассмотрения жалоб по церковным делам. Но это была лишь ширма. Административное давление на церковь в 20-е годы еще не приняло такого размаха, как десятилетие спустя, когда выпускалось не меньше постановлений о “недопустимости оскорбления религиозных чувств верующих”. Тем не менее стремление “подтолкнуть” борьбу с религией довольно часто приводило к нарушению закона, который и без того ограничивал деятельность религиозных обществ. 

ДАЛЕЕ >>>>>